CC BY
34История и теория политической науки
УДК 321
Д. З. Мутагиров
ДЖЕФФЕРСОНОВСКАЯ ДЕМОКРАТИЯ: ЕДИНСТВО ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ
В статье, посвящённой памяти выдающегося идеолога Американской революции XVIII в. и третьего президента США Томаса Джефферсона, рассмотрена его концепция демократии. В отличие от многих других мыслителей, Джефферсон являлся не только теоретиком, но и на практике эффективно утверждал демократию, будучи одним из идеологов и отцов — основателей США. Вместе с Джеймсом Мэдисоном он разработал одну из самых прогрессивных концепций взаимоотношений общества и государства и практически воплотил её в жизнь. Итогом этой деятельности стала одна из самых передовых для своего времени политических систем, оказавших влияние на весь мир.
Ключевые слова: революция, независимость, конституция, демократия, права человека, разделение и распределение властей, верховенство народа, эффективное правительство.
270 лет тому назад родился Томас Джефферсон (1743-1826) — человек, оказавший огромное влияние на политическое развитие всего мира, которого по праву можно назвать отцом современной демократии. Как он сам писал в своей автобиографии, он никогда не боялся истины и разума, к каким бы результатам они ни приводили, и боролся с любой властью, стоявшей на их пути. Ему довелось стоять у истоков новой формы государственности, впитавшей в себя лучшие моменты всех известных до того демократических режимов и утверждать их на практике в новых условиях.
К моменту завоевания независимости североамериканскими колониями в мире не существовало формы государственности, которую американцы могли бы заимствовать. Не существовало и хорошей теоретической работы, где чётко излагались бы принципы гражданского правления в соответствии с законами природы. История же, считал Джефферсон, информирует нас только о плохих формах правления. В качестве немногих теоретических работ, которые могли бы оказать некоторую помощь в этом отношении, Джефферсон называл трактаты Локка о гражданском правлении, работу А. Сидни «Беседы относительно правительства», трактат Пристли «О первом принципе правительства», книги Монтескье «О духе законов» и А. Смита «О богатстве народов». (The Writings..., 1905, vol. 11, p. 222-223).
Джефферсона называли «человеком народа». Он был убеждён в том, что «все люди рождаются свободными, каждый приходит в мир с правом на его собственную личность, которое включает в себя свободу перемещения и пользования ею
© Д. З. Мутагиров, 2013
по собственной воле» (The Works..., 1904, vol. 1, p. 9). Джефферсон не был красноречивым собеседником, но прекрасно писал и обладал прекрасным даром предвидения. В одном из своих писем президенту Вашингтону в 1796 r. он объяснял это тем, что не любил разговоров о политике и всегда пытался избежать их. Но когда ему не удавалось делать этого, он говорил о проблемах с присущей его характеру независимостью. Уже будучи президентом США, Джефферсон советовал своему внуку Томасу Рандольфу никогда не вступать в политические дискуссии, ибо в них никто не может убедить противника своими аргументами. «Напротив, — писал он, — каждый из них горячится, злится, становится похожим на разъярённого быка. Недостойно для разумного человека дискутировать с таким животным» (The Writings., 1905, vol. 12, p. 199).
Будучи членом «Комитета Пяти» по составлению проекта Декларации независимости, избранного Континентальным Конгрессом 11 июня 1776 г. (куда входили кроме него самого также Джон Адамс, Бенджамин Франклин, Роберт Шерман и Роберт Ливингстон), он написал его текст, который с небольшими поправками был одобрен Континентальным Конгрессом 4 июля 1776 г. Этот документ является одним из самых ярких манифестов истинной демократии, когда-либо вышедших из-под пера человека до того времени. Это документ, который объяснял миру причины, приведшие к Американской революции и объявлению независимости США, состоявшемуся 2 июля 1776 г., т. е. двумя днями раньше.
Соперники и противники Джефферсона, пытались приуменьшить вклад автора Декларации, обвиняли его чуть ли не в плагиате, дескать, основные идеи документа были заимствованы из трактата Локка о гражданском правлении. Сам Джефферсон с присущей ему скромностью отвечал, что не ставил перед собой никаких целей по формулированию каких-либо новых идей, а хотел просто изложить чувства американского народа. Декларация призвана была убедить мир, что колонисты являются не бунтовщиками, а свободными людьми, дорожащими своими правами, которых узурпировал английский монарх. Прочитав Декларацию и узнав об обидах, нанесённых им, мир должен был удивляться, как долго колонисты терпеливо повиновались этому узурпатору. Для этого вовсе не нужно было заглядывать в какие-то книги. Все значение Декларации состоит в том, что она излагает гармонизированные взгляды американцев о правах человека, которые широко обсуждались устно и печатно, в том числе и в трактатах об Аристотеле, Локке, Сидни, Цицероне и др. (The Writings., 1905, vol. 12, p. 250).
Будучи членом Ассамблеи Виргинии, Джефферсон составил законопроекты о религиозных свободах, о государственных школах и публичных библиотеках, приложил много усилий для того, чтобы превратить Виргинию из аристократической республики в демократическую. После двухлетнего губернаторства в Виргинии он был избран в Конгресс США, где в разных комитетах продолжал утверждать свои гуманистические и демократические нормы жизни. После четырёхлетнего пребывания в Париже в качестве министра по делам Франции Джефферсон становится государственным секретарём в первой и второй администрациях Вашингтона, но в 1794 г. подал в отставку, считая невозможной для себя дальнейшую работу вместе с федералистами, откровенно стремившимися к прямому копированию порядков монархической Англии. В 1796 г. он участво-
вал в президентских выборах, занял второе, после Адамса, место по числу выборщиков и становится вице-президентом. Председательствуя в Сенате и участвуя в работе Палаты представителей, Джефферсон обобщил все увиденное и услышанное и написал учебник о парламентской деятельности, который неоднократно переиздавался в США и за рубежом.
Восьмилетнее президентство Джефферсона (20.03.1801-20.03.1809) стало наиболее успешным во всех сферах жизни США, особенно в плане закрепления демократических норм в политической жизни страны. Преимущественно ему США обязаны тем, что максимальные сроки нахождения президентов в должности оказались ограниченными восемью годами.
Свою концепцию общественно-политического устройства Джефферсон совершенно справедливо начинает с определения места человека в обществе, с презумпции равенства людей и неотъемлемости их прав, во имя защиты которых правительства учреждаются со свободного согласия управляемых. Первым шагом на пути формирования государства и институтов власти должно стать принятие декларации прав с признанием некоторых основных прав, сохраняющихся за обществами и гражданами, никоим образом не могущих быть изменены законодательным органом государства.
НАРОД - ИСТОЧНИК ВЛАСТИ
Джефферсоновская демократия основана на признании народа как самого безопасного хранилища власти в последней инстанции и на оставлении у него всех тех полномочий, в осуществлении которых он компетентен (The Writings..., 1905, vol. 16, p. 96). Говоря о том, что аристократия боится народа и желает передать власть высшим классам общества, Джефферсон заявлял, что в действительности сохранение свободы зависит именно от народа, а не от богатства. В письме своему единомышленнику и другу Джеймсу Мэдисону из Парижа в 1787 г. он называл народ единственной верной гарантией сохранения нашей свободы (Ibid., vol. 6, p. 392). Джефферсон понимал республику как правление самих граждан в массе, действуя непосредственно и лично согласно правилам, установленным большинством (Ibid., vol. 15, p. 19), как государство, где граждане сами лично решают задачи, которые они понимают и в решении которых они компетентны, а остальные решаются избираемыми и сменяемыми народом полномочными представителями (Ibid., vol. 14, p. 490).
Равенство среди граждан важно для поддержания республиканского правительства, считал Джефферсон. Записав в своём дневнике слова Монтескье о том, что в республиканских государствах все люди равны, он добавлял: «... равны они также в деспотических государствах: в республиках потому, что они — всё; в деспотиях потому, что они — ничто». Джефферсон считал ошибочными представления Монтескье и других теоретиков государства о том, что одни только небольшие государства приспособлены к тому, чтобы быть республиками. И был уверен, что государства с обширными территориями и многочисленным населением могут стать демократическими республиками, но не с прямой, а представительной демократией. Причём последние будут иметь преимуще-
ства перед первыми: маленькие республики легче подвергаются порче, разногласиям и распаду из-за местных страстей, что в меньшей степени характерно для крупных республик. Степень республиканизма государств теоретик демократии ставил в зависимость от того, какую долю в них занимают прямые действия граждан (выборы, контроль со стороны общества). В другой раз он писал, что правительства являются республиканскими только в пропорции, насколько они выражают и исполняют волю своего народа (Ibid., vol. 14, p. 33).
ДЕМОКРАТИЯ ЭТО - ЕДИНСТВЕННАЯ ЧИСТАЯ РЕСПУБЛИКА
Непременными условиями демократии являются право и способность народа защищать свою власть и оказывать сопротивление своим притеснителям. Многие политические и общественные деятели бывают радикальными, будучи в оппозиции, но поступают совершенно наоборот, войдя во власть. Не таков был Джефферсон. И до своего президентства, и занимая высшую государственную должность, и после завершения своего президентства он продолжал считать, что восстания, как и лекарства, необходимы для того, чтобы правительства были здоровыми и разумными. Он писал: «Дерево свободы необходимо поливать время от времени кровью тиранов и патриотов. Это его естественное удобрение» (Джефферсон, 1992, с. 40). «Революционные инструменты (когда только революция вылечит зло государства) [тайные общества] необходимы и обязательны, и право их использования неотделимо от народа.» (The Writings., 1905, vol. 8, p. 256).
Кому-то из современных «демократов» это может показаться цинизмом или бесчувственностью, но Джефферсон, как и до него многие, был убеждён в том, что завоевать и отстаивать свободу без жертв невозможно. «Какая страна может сохранить свои свободы, если её правители время от времени не предупреждаются о том, что их народ сохраняет дух сопротивления?» — спрашивал Джефферсон. И советовал: «Позвольте ему браться за оружие» (Ibid., vol. 6, p. 373). Теоретик демократии любил повторять, что он предпочитает «шум свободы тишине рабства». «Дух сопротивления правительству настолько ценен в определённых случаях, — писал он, — что я хочу, чтобы это было всегда поддержано. Это будет проявляться часто, когда правительство поступает неправильно, но так будет лучше, чем без него вообще. Мне нравятся маленькие бунты тут и там. Это похоже на бурю в атмосфере, очищающей её» (Ibid., vol. 11, p. 29). Небольшие восстания время от времени он считал хорошим делом, необходимым в политическом мире, как штормы являются для физического мира. Указывая на встречающееся в большинстве уголовных кодексов определение измены как действия против страны, Джефферсон обращал внимание на то, что они не делают различий между действиями против правительства и действиями против притеснений правительства. Между тем, акции против притеснений правительств являются выражением достоинства людей. Неудачливые борцы против тирании были главными жертвами законов об измене во всех странах.
«В стране, конституция которой вытекает из воли народа, где основные функционеры исполнительной и законодательной власти обновляются народом
через короткие сроки, где народ лично осуществляет самую большую часть судебной власти в роли присяжных заседателей, и, обеспечивая всем собственность, которую они приобрели, не нужно будет предполагать, что могут быть необходимы какие-либо гарантии против восстаний, покушений на общественное спокойствие или власть, — заявил президент Джефферсон в своём шестом ежегодном послании Конгрессу. — Народу следует больше доверять» (Ibid., 1905, vol. 3, p. 418).
Джефферсон был глубоко убеждён в том, что демократия основывается не только на правах человека и народов, но и на правах разных поколений людей. Под народом он понимал всю массу индивидов, образующих общество. Джефферсон, как и Т. Пейн, предлагал рассматривать каждое поколение людей как отдельное общество, которое волей большинства может связывать себя определёнными нормами жизни, но не должно связывать будущие поколения, подобно тому, как одна страна не может связывать другую своими законами. «Творец создал землю для использования её живыми, а не мёртвыми, — писал он. — Предыдущее поколение не может связывать последующие поколения своими законами или контрактами. Эти законы, являющиеся выражением воли большинства живущих людей, удаляются с его смертью. В жизнь вступает новое поколение с такой же свободной волей принимать свои собственные законы и контракты. Это — настолько самоочевидные аксиомы, что никакое объяснение не может сделать их более простыми, поскольку никто не должен рассуждать о том, что не существующее может управлять существующим, или ничто может переместить что-то. Права одного поколения едва ли можно рассматривать как зависящие от бумажных сделок другого. Те, кто придёт после нас, будут столь же мудры, как и мы, и столь же способны заботиться о себе, как заботились мы. Какими бы совершенными или несовершенными ни были бы современные институты страны, обязанность их модификации следует оставлять за теми, кто должен жить под ними и пользоваться плодами их деятельности. Новое поколение имеет такое же право на самоуправление, какое было реализовано прошлым поколением. Стало быть, конституция страны должна пересматриваться при каждом новом поколении людей с тем, чтобы они могли жить по собственным законам, являющимся выражением их собственной воли, а не по законам и воле их отцов и дедов» (Ibid., vol. 14, p. 488).
«Мир, процветание, свобода и мораль находятся в близком единстве, — считал Джефферсон. — Только правдивое и честное общество способно формировать моральную личность. Несправедливость правительства подрывает основы общества. Страна поэтому должна принять меры для того, чтобы поощрять всех участников общественной жизни следовать по пути справедливости и этики» (Ibid., vol. 9, p. 284; vol. 15, p. 470). Честность — первая глава книги морали, считал Джефферсон. Честность, объективность и добрый характер обязательны, чтобы обеспечить уважение и уверенность тех, с кем мы живём и от чьего уважения зависит наше счастье. Люди по своей природе склонны жить честно, если средства жить так доступны им. Все искусство правления также состоит в искусстве быть честным». «Это очень важно при оценке состояния дел в стране, результатов деятельности правительства и собственного вклада каждого в эти
результаты. Народ будет верить в хорошее, если правительство честно будет говорить ему и о плохом, — полагал Джефферсон. — Истинная история, в которую все будут верить, предпочтительнее, чем неумелый панегирик, в который никто не верит. Стало быть, человек, демонстрировавший свою нечестность, хоть раз обманув ожидания народа, не может быть полноценным лидером, разве лишь себе подобных. Организация управления обществом очень трудное дело, но здравый смысл, честные намерения, следование верным принципам, т. е. делать то, что служит интересам общественного, а не личного, блага, развязывают любой узел трудностей» (The Writings., 1905, vol. 1, p. 209).
ЗАКОН БОЛЬШИНСТВА
«Воля народа. — единственная основа любого правительства, и защита её свободного выражения должна стать нашей первой целью» (Ibid., vol. 10, p. 236), — провозгласил Джефферсон сразу же после того, как был избран президентом. А единственным путём функционирования республиканского государства и единственным путём действительного выражения воли народа является принятие решений большинством народа. В другой раз он называет закон majorispartis первым принципом республиканизма и фундаментальным законом любого общества людей с равными правами. При этом Джефферсон признавался, что закон большинства не является самым совершенным путём контроля над государством, однако худшей альтернативой его и источником большего зла являются решения немногих или одного человека. Решения большинства, чтобы они были справедливыми, должны приниматься в интересах всех членов общества, а не одной какой-то группы населения. Там, где перестают признавать закон большинства, там наступает конец правлению, закон самых сильных занимает его место, ибо жизнь и собственность принадлежат тем, кто может взять их. Он призывал помнить, что нация перестаёт быть республиканской, когда волю большинства перестают считать законом (Ibid., vol. 12, p. 18).
Естественно, всегда возникали и возникают вопросы о том, можно ли установить истинную волю большинства, всегда ли большинство бывает правым и как быть, когда оно ошибается? На это теоретик демократии отвечал так: «Можно, если форма правления будет отлично изобретена, и народ будет иметь возможность выразить свою волю справедливо и без препятствий. Я буду признавать себя неправым, если большинство будет противоположного мнения, — писал он Мэдисону в 1787 г., — но я обязан сделать это с более полным удовлетворением, если мы все судим с единой позиции. Бороться силой с большинством невозможно, разум и убеждение являются единственными практическими средствами. Является священным принцип, что, хотя воля большинства во всех случаях является преобладающей, она должна быть в то же время и разумной. Меньшинство обладает одинаковыми правами, которые должны быть защищены равными законами, ибо нарушение их было бы притеснением» (Ibid., vol. 12, p. 18).
Демократия предполагает оптимальное распределение власти между гражданским обществом и государством, а также между институтами государственной власти разных уровней. Все это делается в соответствии с конституцией,
которая указывает на характер организации государства и принципы, в соответствии с которыми государственные полномочия распределяются. Это — основной закон страны, который может представлять собой единственный закон, или совокупность основного законодательства. Конституция Соединённых Штатов — это договор независимых стран о правилах поведения в схожих случаях, а также о поправках к ней в случае злоупотреблений ими или в непредвиденных автором Конституции ситуациях.
Будучи послом США в Париже, Джефферсон не имел возможности принимать непосредственного участия в разработке проекта Конституции и увидел его только после одобрения Конвентом. Прочитав проект, он тут же написал Д. Мэдисону письмо, указывая на отсутствие в нем двух важнейших положений. Во-первых, в ней нет Билля о правах, который чётко устанавливал бы права и свободы граждан, в том числе и право на отказ от несправедливого правительства, и, во-вторых, отсутствует положение, отчётливо резервирующее за штатами прав, не делегированных Союзу. «Когда государство осуществляет не делегированные ему народом полномочия, его действия являются незаконными, недействительными и не имеющими никакой силы» (The Writings., 1905, vol. 17, p. 380), — писал он в проекте резолюции Кентукки 1798 г. То же самое относится и к подобным решениям Конгресса. Федеральное правительство Джефферсон рассматривал как канал связи между зарубежными странами и Соединёнными Штатами (Ibid., p. 381). То, что какой-то орган или группы людей могут иметь право на безграничное расширение их власти несовместимо с гражданской свободой и противоречит естественным правам членов общества. Законодательный орган не может принять закона, согласно которому чья-то голова может быть отделена от его тела без суда, или чьё-то имущество может быть отнято у него без компенсации, и когда это не необходимо для общественных нужд, писал Джефферсон Д. Монро в 1811 г.
Джефферсон считал опасным заблуждением молчание в случаях нарушения прав человека, выражая доверие своим избранникам, ибо доверие является родителем деспотизма. «Свободное правительство основано на ревности, а не на доверии. Это ревность, а не доверие предписывает ограничение конституции, чтобы связать тех, которым мы доверяем власть. В вопросах власти не может быть и речи о доверии, но только о связывании избранников цепями Конституции с тем, чтобы они не могли причинять вреда» (Ibid., p. 388). Демократия основана также на непоколебимой основе равенства и разума. Равное применение права ко всем гражданам, равная и беспристрастная справедливость к ним являются священным долгом правительств. Неравные привилегии среди граждан одного и того же общества противоречит духу нашей нации, повторял он в 1801 г., будучи уже президентом США. Разумный человек не только требует справедливости, но и сам поступает справедливо. Свободный человек рассматривает свои права как вытекающие из законов природы, а не как дар верховной власти. И что верно применительно к каждому человеку в отдельности, верно к ним, взятым вместе, коллективно, поскольку целое является не чем иным, как суммой прав индивидуумов. Естественные права человека являются объектом защиты, во имя чего общества складываются и власти учреждаются.
Сами принципы государственного правления основаны на правах людей. Теоретик демократии считал совершенно необоснованной идею Гоббса, Монтескье и других о том, будто, вступая в общество, люди лишаются своих естественных прав и получают их обратно только под защитой закона или вовсе лишаются их.
Джефферсон считал, что цель правительства состоит в том, чтобы гарантировать жизнь народа в безопасности и счастье. Правительство существует в интересах управляемых, а не правящих. Он часто повторял слова Б. Франклина о том, что в свободных государствах правители являются слугами, а народ единственным легитимным собственником земли и государства, которому принадлежит вся власть, является их начальником и сувереном. Верховная власть в обществе исходит непосредственно от самого народа, и он, как верховный арбитр, должен осуществлять её в форме, какой сочтёт удобным для себя — или непосредственно, или через своих представителей. «Я рассматриваю нацию как источник возложенных на нас полномочий, — писал, будучи тогда государственным секретарем, Джефферсон президенту Д. Вашингтону в 1792 г. — Её воля, объявленная через надлежащий орган, действительна, пока она не будет отменена ее же волей, объявленной снова через его же надлежащий орган» (The Writings., 1905, vol. 8, p. 301).
ПРАВИТЕЛЬСТВО ДОЛЖНО БЫТЬ ПРОСТЫМ И ДЕШЁВЫМ
При первых президентах оно действительно было немногочисленным. Кабинет Вашингтона состоял из четырёх человек, а кабинет Джефферсона — из шести. Численность федеральных служащих равнялась примерно одной тысяче. Тем не менее, Джефферсон считал, что государственный механизм шире, чем необходимо, и что в нем слишком много паразитов, живущих трудом производителей (Ibid., vol. 9, p. 377). «Правительство так же, как и религия, — писал он, — обставило себя своей ересью, своими преследованиями и своими устройствами для того, чтобы бездельники жировали на доходах народа» (Ibid., vol. 16, p. 75). Были отменены все те общественные формы и церемонии, которые имели тенденцию к восхвалению правительства. В одном из писем в 1807 г. президент Джефферсон писал, что он не может мириться с идеей главного должностного лица, выставляющего себя напоказ по стране как объект общественного зрелища, ищущего аплодисменты, которые могут быть ценными только тогда, когда они будут добровольными. «Я бы скорее предпочёл бы тихую доброжелательность за верное исполнение моего долга, чем само выпячивание как способ получить их. Давайте заслужим благожелательность нашей страны, делая её интересы, а не собственные помп, патронаж и безответственность, целью всех наших планов, призывал президент своих соратников». (Ibid., vol. 11, p. 238).
Честное и не подавляющее правительство — это такое, когда глава исполнительной власти строго ограничен в полномочиях, правом на объявление войны наделён законодательный орган, когда осуществляется строгая экономия общественных средств и существует абсолютный запрет всех бесполезных расходов.
Демократия предполагает, что все институты государства и общества неукоснительно руководствуются нормами демократической конституции, а на_ 279
ПОЯИТЭКС. 2013. Том 9. № 3
род строго контролирует деятельность этих институтов. Эта задача значительно облегчается, когда фундаментальный или основной закон общества составлен ясно, чётко, без двусмысленностей и лишних слов. Ещё Гроций и Пуфендорф отмечали, что двусмысленности формулировок международных соглашений часто становятся причиной недоразумений и конфликтов. То же самое относится и к конституциям национальных государств. В последнем случае неясности и двусмысленности становятся причиной нарушений установленных законодателем (в данном случае народом) конституционных норм, предписанных институтам власти и отдельным государственным должностным лицам. Опасность особенно усиливается в случаях, когда конституции содержат в себе нормы противоположных систем правления. «Там, где конституция содержит элементы как монархии, так и республиканизма, граждане естественно разделятся на два класса чувств, в соответствии с состоянием их тела или ума, их привычек, связей и занятий» (The writings., 1905, vol. 9, p.377), — считал Джефферсон.
Классик демократии призывал не превращать писаные конституции в чистый лист бумаги, который путём всевозможных конструкций можно заполнить всем, чем угодно. Конституцией должны управлять выразители воли принявшего её народа и её защитники, а не те, кто ей оппозиционен и враждебен. В случаях же, когда формулировка закона содержит в себе двоякий смысл (конструктивный и деструктивный), силу должен иметь только конструктивный смысл, ибо законодатель по определению не должен и не может преследовать деструктивных целей. А судьи, которые интерпретируют законы, вместо того чтобы признавать имеющим силу только конструктивный смысл, стремятся присвоить себе роль законодателей. «Одна единственная цель, которая заслужит бесконечную благодарность общества: это ограничение судей от узурпации законодательства» (Ibid., vol. 16, p. 113).
РАЗДЕЛЕНИЕ И РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ВЛАСТЕЙ
Джефферсон непоколебимо верил и отстаивал на протяжении всей своей жизни, что значительная часть делегируемых гражданами государству полномочий должна оставаться в ведении округов, графств и штатов, и лишь то, что касается других стран и народов, должно находиться в ведении федеральных властей. Такое соотношение властных полномочий, считал он, необходимо как в целях смягчения бремени населения по несению расходов на содержание властей, так и в целях сохранения большей демократии. Никакой власти государства народ не должен позволять изменить это соотношение.
Своё понимание сути разделения и распределения властей Джефферсон чётко и понятно изложил в проекте резолюции Кентукки в 1798 г., в которой он вносил ясность в вопрос относительно роли игроков политического поля, пределы и правила игры на котором установлены конституцией. В этом документе он совершенно справедливо указывал на то, что сторонами федерального договора являются Штаты, а потому они одни только и вправе судить в последней инстанции о полномочиях, осуществляемых в соответствии с ним. Конгресс же, будучи не стороной договора, а только институтом, учреждённым в соответ-
ствии с этим договором, подчинён в осуществлении своих полномочий окончательному суждению того, для чьей пользы он и его власть были учреждены и модифицированы, то есть народа.
«Американцы, — писал Джефферсон в год своего вступления в должность президента, — мудро образовали из себя единую страну относительно других народов, и несколько государств относительно между собой так, что объединённой стране принадлежат внешние и взаимные отношения, а каждому государству индивидуально — забота о наших гражданах, нашей собственности, нашей репутации и религиозной свободе. За правительствами штатов сохраняются все законодательство и правление в делах, которые касаются их собственных граждан, а федеральному правительству передано все, что касается иностранцев и граждан других штатов, придав этим функциям статус федеральных. Другими словами, федеральное правительство является барьером на пути врагов извне. И это правильно, ибо в обширном государстве, когда федеральные институты и их функционеры находятся далеко от граждан, распределение полномочий должно быть таким, чтобы большинство их оказалось у властей, находящихся ближе к гражданам. А регулирование таких проблем, как свобода религии и вероисповедания, свобода слова и свобода печати вообще должно быть выведено из круга полномочий федерального правительства» (Ibid., vol. 17, p. 445). Джефферсон был уверен в том, что штаты могут лучше всего управлять их домашними проблемами, а федеральное управление — иностранными. Сохранение всех полномочий самоуправления за субъектами федерации, т. е. штатами, необходимо для мира, счастья или процветания этих субъектов.
По мнению Джефферсона, наилучший способ иметь хорошее и безопасное правительство состояло не в том, чтобы доверять всю власть одному, а в том, чтобы разделять её среди многих, распределяя между ними функции, для решения которых они наиболее компетентны. Пусть федеральному правительству будет доверена защита страны и её иностранных и федеральных отношений; правительствам штатов — то, что касается гражданских прав, законов, полиции и управление всем, что касается штатов вообще; округам — все связанное с их местными проблемами. Возвращаясь к этой проблеме в автобиографии в 1821 г., Джефферсон повторял, что хорошее управление осуществляется не концентрацией и централизацией власти, а её рациональным распределением между федерацией, штатами, округами, районами и отдельными гражданами. Каждый из этих уровней он называл относительно самостоятельной республикой, наиболее демократичной из которых являются районы и городки, где каждый житель непосредственно участвует в решении всех проблем, касающихся его и городка жизни. Эти небольшие республики являются главной силой большой республики — Союза.
Централизацию власти Джефферсон считал путём к установлению тирании или выборного деспотизма, к которым все правительства склоняются. «Самое большое бедствие, которое может с нами случиться, — предупреждал он своих соотечественников, — это вручение правительству неограниченных полномочий» (Ibid., vol. 13, p. 19) Консолидация власти приводит к ограничению свободы граждан и является антиреспубликанским актом. Она ведёт также и к корруп-
ции, ибо, если сосредоточивать все государственные службы в столице, далеко от глаз народа, они могут секретно продаваться и покупаться, как на рынке.
Здравый дух законодательства, не налагая произвольного и не необходимого ограничения на действия индивидов, считал теоретик, должен оставлять граждан свободными делать все, что они считают возможным, не нарушая при этом равных прав других людей. Некоторым законодателям свойственна склонность к фаворитизму, считал теоретик демократии, но она ни в коем случае не должна привести к нарушению принципа равенства прав людей. Законы должны быть одинаковыми для всех, не выводить из-под себя никого, в том числе и самих законодателей. А между тем очень часто это имеет место в жизни. Он не уставал повторять, что у Конгресса нет никаких иных полномочий, за исключением тех, которыми он наделён Конституцией.
У президента есть власть, но не право использовать деньги вопреки их законному предназначению, писал будучи тогда государственным секретарем, Т. Джеф-ферсон президенту Вашингтону в 1793 г. И пользование этой властью допустимо только в случаях крайней необходимости. Сам он, став президентом, строго следовал этой норме. Президент обязан ограничиться пределами предписанных ему Конституцией и правом. Один из пределов — это то, что никакие деньги не должны быть взяты им из казны, за исключением тех средств, которые выделены законом. Если закон не выделил для какой-либо цели денежных средств, расходование их будет находиться вне конституционных полномочий президента. В США эта норма строго соблюдается, что подтвердилось и в случае несостоявшегося представления к импичменту президента Клинтона в конце ХХ в.
Почти во всем мире распространена практика, когда ответственность за просчёты власти возлагается на «стрелочников»: ошибаются все, кто угодно, но только не первые лица. Джефферсон указывал на ложность такой практики. Главы исполнительной власти имеют отбираемых ими самими советников в ранге глав министерств, департаментов и отделов, но ответственность за все их исполнительные действия в конечном счёте несёт первое лицо государства. Оно же должно нести прямую ответственность за выбор им своих функционеров и за номинируемых в качестве кандидатов на ту или иную должность лиц. «Ответственность — огромный двигатель свободного и демократического правительства, — считал Джефферсон. — Пусть глава исполнительной власти почувствует всю её тяжесть, когда собирается занять пост главы правительства» (The Writings., 1905, vol. 8, p. 277). Такой же характер имеет и вопрос о единоначалии власти — быть ей в лице многих или одного.
Концентрацию всех полномочий государства, его законодательной, исполнительной и судебной ветвей в одном лишь законодательном органе Джефферсон считал самым главным пороком конституции и установлением деспотического правительства. Не будет никакого облегчения от того, что эти полномочия будут осуществляться не одним — единственным человеком, а множеством людей. «Сто семьдесят три деспота, конечно, будут столь же деспотичными, как и один», — писал он (Ibid., vol. 2, p. 162). Там, где не существует барьера между ветвями власти, законодательный орган может захватить все. Сделав это и присвоив себе право устанавливать собственный кворум, он может уменьшить этот
кворум до одного, называемого председателем, спикером, диктатором, или любым другим именем. Не лучше будет и тогда, когда исполнительная власть проглотит законодательную.
Считая поспешность, с которой законы принимаются, одной из причин несоответствия законов требованиям природы и времени, а соответственно, и их неэффективности, Джефферсон предлагал предусмотреть в конституции, «что должен пройти всегда двенадцатимесячный срок между внесением билля и его принятием» (Ibid., vol. 6, p. 393). Верхняя палата законодательного органа призвана тормозить нижнюю палату, когда она слишком торопится в своих решениях.
Все ветви власти являются избираемыми самим народом непосредственно, кроме судебной власти, считая народ некомпетентным в вопросах права и законности. Джефферсон признавался в том, что он не уверен в том, верно ли подобное суждение. Но даже и здесь для решения всех противоречивых обстоятельств формируется жюри из народа, потому что считается, что для такого исследования народ полностью компетентен. На усмотрение судей оставляется как можно меньше вопросов — вынесение приговоров.
Исполнительная и законодательная власть могут ошибаться, но их выборность и зависимость от народа способны исправлять допущенные ошибки. Право народа выбирать и отстранять от должностей, лишать мандатов является самой лучшей, извлечённой из опыта жизни, гарантией честного поведения функционеров общества.
Как и многие другие участники Американской революции, Джефферсон считал, что выборы должны быть частыми, и придерживался формулы: «Там, где прекращаются ежегодные выборы, начинается тирания» (The Revolutionary Writings, р. 245). Или: «Представительное правительство, ответственное за дела в короткие интервалы между выборами, приносит самую большую пользу своей стране и человечеству» (The Writings., 1905, vol. 16, p. 293). До конца своей жизни он продолжал считать, что сроки мандата сенаторов и нахождения судей в должности слишком продолжительны и способствуют их отрыву от избирателей. Граждане должны иметь возможность избирать сенаторов чаще и на менее короткие сроки, чем один раз в шесть лет. В проекте конституции Виргинии, написанном им в 1776 г., он предложил установить трёхлетний мандат в сенат с обновлением трети Сената каждый год.
«Кого избирать во власть?», — вопрос, дискутировавшийся людьми во все времена. Джефферсон отвечал на него следующим образом. Среди людей существует естественная аристократия, основой которой являются достоинство и таланты. Есть также искусственная аристократия, основанная на богатстве и рождении, но без достоинства и талантов. Это примерно то же самое, что зерна и плевела. Естественная аристократия — это самый драгоценный подарок природы, необходимый для образования общества и управления им. Люди без достоинства и мудрости не могут и не должны управлять обществом. Лучшим будет та форма правления, которая позволяет осуществлять честный выбор в офисы из естественной элиты. Искусственная же аристократия — это вредный компонент в правительстве, и должны быть приняты все меры предосторожности, чтобы предотвратить её восхождение во власть. Избирать нужно не охот_ 283
ПОЛИТЭКС. 2013. Том 9. № 3
ников на офисы, а работников общественного производства, которые способны наилучшим образом представлять в выборных органах интересы страны и всех групп её народа (Ibid., vol. 13, p. 396).
Честный человек не может получить удовольствие от возможности осуществления власти над своими согражданами. Власть не очаровательна для чистых умов и не является основной целью соперничества. Всегда, когда человек бросает страстно желающий взгляд на служебные должности, гниль начинается в его поведении. Сам Джефферсон был доволен тем, что он ничего не добавил к своему частному состоянию во время своего нахождения на государственных должностях и уходил в отставку с руками столь же чистыми, как и приходил туда.
Утвердилась практика устранения конфликтов между ветвями власти решениями особых судебных институтов с правом интерпретации положений конституций и иных законов государства. А. Де Токвилль, ознакомившись с судебной практикой в США, счёл даже, что «американцы учредили судебную власть как противовес законодательной власти. Они превратили её прежде всего в политическую власть» (De Tocqueville, 1835, vol. 1, p. 163). Но часто интерпретации законов судом и их разъяснения не только не устраняют опасности нарушений конституционных норм, но и способствуют подмене истинной сути правовых норм и злоупотреблению властью. В качестве примера Джефферсон приводил содержащуюся в конституции фразу «установить налоги, заплатить долги и обеспечить всеобщее благосостояние», подталкивающую государственное управление к требованию универсальной власти для себя (The Writings., 1905, vol. 15, p. 133).
Концепция особой миссии судебной власти зародилась в Великобритании и получила практическое применение в США как раз во время президентства Т. Джефферсона. О том, как эта концепция зародилась в Новое время, красочно писал У. Черчилль в «Истории англоязычных народов». Спор по вопросу о том, кто может и должен стать объективным арбитром в конфликте между индивидуумом и его государством, а также между ветвями государственной власти столь же древен, как и само государство. В Новое время в связи с уже утвердившимся разделением властей этот спор возродился под новым углом зрения: кто может правильно решить спор между королевской властью (прерогативой) и представительным органом народа (парламентом, статусом). Глава юстиции Соединённого Королевства Э. Кок, по свидетельству У. Черчилля, ответил на этот вопрос, заявив, что его должен решать суд. Король обрадовался подобному суждению, ибо был уверен, что судьи должны будут решать такие споры всегда в пользу короля. Так же думал и лорд Ф. Бэкон — правовед, служивший при Елизавете I и Якове I Лорд-Канцлером, и полагавший, что судьи должны стать «львами перед троном». Будучи назначаемы королём, считал Бэкон, они должны будут вести себя так же, как и все остальные его слуги (Churchill, 1962, p. 155).
В США, руководствуясь данной концепцией, судьи превратили себя и в законодателей. Позже эта практика распространилась по всему миру. Джефферсон в молодости также считал, что судьями всегда должны служить люди знаний и опыта в законах, образцовых нравов, большого терпения, спокойствия и внимания, что их умы не должны быть отвлечены сталкивающимися интересами и что они не должны зависеть от любого человека или группы людей. Для этого
они должны пожизненно оставаться в должностях, получая установленное законом жалованье. Или, их мандат должен длиться до тех пор, пока они сохраняют здравый ум. Но по прошествии четверти века Джефферсону стало ясно, что пожизненное нахождение судей в должности с правом оценивать деятельность других ветвей власти, а также предписывать им, что они должны делать, является порочной нормой.
Когда Джефферсон был избран президентом, а его предшественнику Д. Адамсу оставалось находиться у власти несколько месяцев, уходящий президент, оппонент и соперник нового президента, считая Джефферсона опасным либеральным демократом, поспешно заполнил все вакансии судебных должностей и назначил новых чиновников на государственные должности из числа федералистов, что, естественно, возмутило избранного президента демократического республиканца Джефферсона. Адамс не захотел даже встретиться с новоизбранным президентом и отказался участвовать в его инаугурации, которая, кстати, была одной из самых демократичных в истории США. Джефферсон верхом на коне проехал по Филадельфийскому авеню только ставшего столицей Вашингтона, сам привязал коня к столбу, поднялся на трибуну и присягнул на верность конституции и американскому народу.
Как напишет Джефферсон супруге Адамса Абигейл, с которой он продолжал переписываться, среди последних назначенцев его предшественника в должности были самые «горячие» политические враги нового президента. От них нельзя было ожидать верного сотрудничества. Своим актом Адамс поставил нового президента перед дилеммой действовать через людей, чьи взгляды расходились с таковыми президента, что могло создать атмосферу враждебности в государственных учреждениях. Некоторые из назначений были сделаны буквально в последние часы нахождения Адамса в офисе, о которых не успели даже информировать общественность. Новый государственный секретарь Д. Мэдисон, придя утром 21 марта 1801 г. в офис Государственного секретаря, нашёл на его столе указ о таких назначениях, подписанный ушедшим президентом.
В феврале 1801 г., т. е. почти три месяца после избрания Джефферсона президентом и за месяц до его вступления в должность, Конгресс принял акт, в соответствии с которым федеральный округ Колумбия делился на два графства с самостоятельными офисами правосудия. На возникший новый пост поспешно был назначен некто Вильям Мербури. Мэдисон опротестовал это решение и отказался передавать указ о назначении Мербури в Офис правосудия округа Колумбия. Мербури обратился в Верховный Суд с жалобой на нарушение Государственным секретарём Мэдисоном его прав. Суд, ссылаясь на нормы общего права и множество прецедентов английских судов, решил, что, когда назначение подписано президентом, оно является состоявшимся, и с этого момента назначается жалованье. Назначение становится полным или завершённым, когда Государственный секретарь скрепляет этот акт печатью Соединённых Штатов. Назначенец имеет право занимать должность; отказ передать ему акт о назначении является простым нарушением этого права, за что, по законам страны, пострадавший должен получить компенсацию. Признавалось, что кого номинировать (по совету и с согласия Конгресса) на ту или иную должность, решает сам
президент. Он же вправе освобождать от должности. Но нельзя не допускать к исполнению своей должности с получением заслуженного жалованья уже назначенного президентом человека.
При этом говорилось, что сферой суда должны стать исключительно права людей, а не то, как руководитель, или должностные лица выполняют возложенные на них обязанности. Вопросы политического характера, или те, которые являются в соответствии с конституцией законами, представленными исполнительной власти, никогда не могут рассматриваться в этом суде. Однако, гласил вердикт Верховного Суда, если кто-то из глав отделов под прикрытием своего офиса совершает какое-либо противоправное действие, которым человеку наносится рана, он не должен рассчитывать на то, что его офис освобождает его от того, чтобы быть преследуемым обычным способом судопроизводства и быть принуждаемым к повиновению суждению закона (The Founders'., 2000).
Все было верно в плане защиты прав гражданина Мербури, ставшего невинной жертвой козней «хромой утки» Адамса. Но Верховный Суд не определил своего отношения к конституционной стороне прав и обязанностей правительства и его должностных лиц. Он не ответил на вопросы: позволяет ли Конституция определять будущую политику правительства и государства их должностным лицам и после того, как народ выразил им недоверие и отказался продлить им мандат на власть? Допустимы ли поспешные, подкладывающие «мины» под деятельность легитимного правительства махинации для президента после того, как народ отказал ему в доверии и возложил его государственные обязанности на другого своего представителя? Позволено ли суду предписывать исполнительной власти нормы поведения, отличные от тех, которые предписаны конституцией? Тем более, что призвание судьи, говоря словами Ф. Бэкона, это толкование закона, а не законотворчество.
Председатель Верховного Суда федералист Джон Маршалл (1755-1835), друг и единомышленник Д. Адамса, бывший Государственным секретарем в его администрации и избранный в январе 1801 г. по представлению уходящего президента на новую должность, пустившись в пространные размышления относительно нарушенных прав Мербури, не осмелился или не захотел сделать то же самое относительно прав и обязанностей уходящего президента. С моральной и рациональной точек зрения вправе ли человек, которому народ отказал в доверии, назначать перед своим уходом на важнейшие государственные должности своих сторонников и друзей, не справедливее было бы оставлять решение этой проблемы новым президенту и Конгрессу? Показательным в этом — одном из первых своих судебных рассмотрений является тот факт, что Маршалл не приводит никаких внешних доказательств, чтобы поддержать претензию суда на пересмотр решения исполнительной власти. Он проигнорировал свидетельства и другие разумные основания, которые станут предметом изучения в будущем (Carey, 1989, p. 116-117).
Возмущение у Джефферсона вызвало несколько обстоятельств дела, которые заставили его внимательнее поразмыслить над вопросом о соотношении властей в государстве. Во-первых, он и раньше считал, что, если принцип общего (английского) права будет преобладать в Соединенных Штатах (принцип,
который сразу же наделяет центральное правительство всеми полномочиями и устанавливает в стране единственное союзное правительство), то американское правительство будет самым коррумпированным правительством на земле. Во-вторых, он считал неразумными сами принципы, в соответствии с которыми формируется и действует судебная власть и нарушается самостоятельность всех ветвей государственной власти. Он не без оснований полагал, что претензии Верховного Суда стать арбитром в спорах между ветвями власти нарушают принцип разделения властей, а потому каждая ветвь должна отправлять свои полномочия в соответствии с Конституцией, оставаясь ответственной только перед народом. «В Конституции нет ни слова о том, что она даёт им (судебной власти — Д. М. ) больше власти, чем исполнительной или законодательной властям, и нет ничего, что давало бы судьям право судить за исполнительную власть, как и исполнительной власти — право судить за судебную» (The Writings..., 1905, vol. 10, p. 168), — писал Джефферсон.
Председатель Верховного Суда Маршалл говорил, что «где-то должен быть последний арбитр». «Да, — отвечал Джефферсон, — это должно относиться ко всем ветвям власти, и таким арбитром является только народ Союза, собранный на Конвент по призыву Конгресса или двух третей штатов. Пусть он и решает, которой из ветвей власти какую власть вручить» (Ibid., vol. 14, p. 303).
Конституция рассматривает ветви государственной власти как противовесы друг другу. «Мнение, которое даёт судьям право решать, какие законы являются конституционными и какие не являются не только в их собственной сфере действия, но и в областях законодательного и исполнительного органов, сделало бы Суд деспотической ветвью», — считал Джефферсон (Ibid., vol. 15, p. 451). В другой раз он писал, что своими решениями о нуллификации конституционных норм Верховный Суд отменяет все сдержки и противовесы и превращает себя в верховную власть страны, не подотчётную даже конституции и нации. Судьи судят о Конституции на основе выводов, аналогий и софизмов, как будто они имеют дело с обычным законом. Они не знают или забывают, что Конституция — это не акт одной власти, подверженный только её управлению и контролю, но договор между многими независимыми властями, каждая из которых имеет равные права и может потребовать их соблюдения.
Рассматривать судей как высших арбитров всех конституционных вопросов Джефферсон считал очень опасной доктриной, которая способна поставить страну под деспотизм олигархии. «Судьи столь же честны, как другие люди, но не больше. У всех у них есть те же самые страсти к партиям, к власти и привилегиям. Их принцип — boni judicis est ampliare jurisdictionem (хорошее правосудие — широкая юрисдикция), и их власть более опасна, поскольку они находятся в должности пожизненно и не ответственны, как другие функционеры, перед избирателями. Конституция не установила такого единственного трибунала, зная, что, в чьи бы руки она ни вручалась, с коррупцией времени и партий её участники станут деспотами» (Ibid., vol. 15, p. 277). Сделав законодательную и исполнительную власть ответственными перед избирателями, Конституция вывела судебную власть из-под их контроля, что оказалось чреватой большой опасностью, считал Джефферсон. Позволить никем не избираемому и ни перед
кем не ответственному органу интерпретировать конституционные нормы — это значит превратить конституцию в своего рода воск в его руках, который он может мять и придавать ему любую форму, какая ему понравится, и позволять ему управлять поведением функционеров исполнительной власти. Сам народ с его благоразумием, возрастающим по мере повышения его образовательного уровня, является истинным устранителем злоупотреблений конституционной власти.
Когда функционеры законодательной или исполнительной власти нарушают конституцию, они ответственны перед народом как избирателями. Исключение их из числа судей Джефферсон считал довольно опасным заблуждением (Ibid., р. 277). Да и правительство, одна из ветвей власти которого выведена из-под контроля нации, нельзя называть республиканским. В письме Керчевалю в 1816 г Джефферсон так объяснял причину случившегося. В Англии, где судей назначали и меняли по воле наследного правителя, от которого исходило большинство беспорядков и страха, требование нахождения судей в должности пожизненно преследовало цель сделать правосудие независимым от монарха. Но в правительстве, основанном на воле общества, этот принцип оказался работающим в противоположном направлении и против этой воли. В Англии судьи могли быть заменены в результате конкуренции между законодательной и исполнительной властью, для чего было достаточно половины голосов плюс один в каждой палате парламента. Конституция же США, сделав судебные должности пожизненными и установив норму в две трети голосов для их замены, сделала судей независимыми от самой страны, поэтому они оказались незаменимыми. Джефферсон был убеждён в необходимости установления над судами эффективного и беспартийного контроля, который могли бы обеспечить совместно власти штатов и федерации. Сам он считал целесообразным назначать на должности судей сроком четыре или шесть лет с правом президента и Сената заменять их.
В 1823 г. Джефферсон, возвращаясь к этой проблеме, вновь писал, что различные штаты США по-разному установили сроки пребывания судей в должности. Некоторые назначают судей на определённый срок, другие — до тех пор, пока их поведение останется разумным, что будет определяться совпадающим голосованием двух третей каждой палаты законодательного органа. Партийными пристрастиями, сочувствием и жалостью всегда можно разжалобить треть членов любой палаты и сделать судей незаменимыми, писал теоретик. Поэтому импичмент — это фарс, жупел или «бука», которого никто не боится. Он считал оптимальным назначение на судебные должности на определённый срок с переназначением в случае хорошего поведения (The Writings., 1905, vol. 11, p. 191).
О РОЛИ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ В ЖИЗНИ ГОСУДАРСТВ
Джефферсон и Мэдисон были первыми, кто всерьёз занялись не только глубоким осмыслением роли политических партий в жизни общества, но и формированием партии нового типа. При этом Джефферсон исходил из того непреложного факта, что люди различаются друг от друга не только своими лицами и конституцией тела, но и взглядами. Это естественно и прекрасно, ибо было бы скучно, если бы все люди на свете имели одинаковые лица и фигуры, считал
он. Соответственно, в любом свободном обществе существуют разные группы и партии, обусловленные различиями в характерах и взглядах их членов. Теоретик дифференцировал все партии по двум полярно противоположным направлениям: на авторитарные (монархические или тиранические), которые выступают за правительства, контролирующие народ, и демократические (республиканские, либеральные и т. д.), выступающие за правительства, подконтрольные народу.
Люди также в соответствии с их конституциями, естественным образом разделены на две партии: 1) те, кто боятся и не доверяют народу и хотят передать все полномочия от народа в руки более высоких классов; 2) те, кто идентифицируют себя с народом, уверены в нем, лелеют и рассматривают его как самый честный и безопасный, хотя и не самый мудрый выразитель общественных интересов. Назовите их как угодно: либералами, прислужниками, якобинцами и ультра, вигами и тори, республиканцами и федералистами, аристократами и демократами или любым другим именем, считал Джефферсон, но в конечном счёте — это те же самые партии и преследуют те же самые цели: «Везде, где есть люди, будут и партии; и везде, где есть свободные люди, они сделают все, чтобы их услышали. Те из них, которые обладают устойчивым здоровьем и духом, не желают уступать больше своей свободы, чем необходимо, чтобы сохранить порядок; слабые же телом и духом будут жаждать сильной руки, способной защищать их от многих». Их он сравнивал с существовавшими в Великобритании оппозиционными друг другу партиями либералов и консерваторов — вигов и тори (Works., vol. 8, p. 1).
Позже А. де Токвилль лаконично определил цели двух американских партий. По его мнению, одна из них «хотела ограничить власть народа, а другая — расширить её непомерно». Токвилль, не скрывая своих симпатий к федералистам, все же писал, что эта партия собрала в своих рядах почти всех великих людей, кто выделился в период войны за независимость, и чья моральная власть была очень обширной. Но в 1801 г. республиканцы окончательно овладели властью. Томас Джефферсон был избран президентом; он принёс республиканцам прославленное имя, величайший талант и безграничную популярность (De Toc-queville, 1835, vol. 2, p. 10).
Джефферсон и Мэдисон были убеждены в том, что многообразие партий является не злом, а благом для общества и демократии. Они не считали себя сторонниками объединения партий, и не рассматривали это как желательное или полезное для общества дело, так как различающиеся по политическим принципам партии становятся «цензорами» поведения друг друга и полезными «сторожами» для общественности. Не помогает общественному благу и ситуация, когда одна партия имеет в законодательном органе членов больше, чем в соотношении два к одному, ибо почтенное меньшинство всегда полезно в качестве цензора.
Джефферсон видел и опасности резкого размежевания партий, что, по его мнению, может угрожать единству союза штатов. В связи с этим стирание резких различий между группами населения, превращение его в единый народ он считал величайшим благом для общества, ибо без нормального социального
общения, гармонии и привязанностей людей свобода и даже сама жизнь превращаются в тоску. В единстве легче достигаются и цели народа. Если же они превратятся в команды, каждая из которых преследует свои узкогрупповые цели, если даже полагать, что эти цели являются самыми правильными и честными, народ станет лёгкой добычей для других. Поэтому восстановление единства американского общества он рассматривал в качестве своей первейшей цели, ради достижения которой он готов был пожертвовать всем, кроме принципов. Он рассматривал всех республиканцев как единую нацию.
Джефферсон неоднократно выражал тревогу и по поводу эволюции федеральных структур в сторону их расширения. «Правительство так же, как и религия, обставило себя своей ересью, своими преследованиями и своими устройствами для того, чтобы бездельники жировали на доходах народа». «У нас государственный механизм шире, чем необходимо, — считал он, — слишком много паразитов, живущих трудом производителей. Люди зависимые и наушники, окружавшие Вашингтона, взвинтили правительственные церемониалы до такой степени парадной торжественности, которой никто после Вашингтона не может соответствовать. Хорошее правительство отличается не консолидацией и централизацией власти, а её распределением, когда забота о жизни и правах граждан всецело лежит на власти штатов, где эти граждане проживают. Когда мы будем давать команды из Вашингтона, когда сеять и когда жать, скоро мы останемся без хлеба» (The Writings., 1905, vol. 14, p. 233).
Джефферсоном разработаны также непревзойдённые до сих пор концепции социальной и международной демократии. Он был политическим мыслителем и практиком, не связанным догмами и живо реагировавшим на требования жизни, даже ценой пересмотра, а иногда неоднократно, своих собственных оценок и действий. Во вступительной статье к собранию сочинений Джефферсона в 1904 г. Поль Лейсестер Форд перечислял множество таких моментов. Однако в этом нет ничего удивительного. Менялись условия реальной жизни, и мыслитель-практик сразу же учитывал их в своей деятельности. Было бы прекрасно, если этому примеру последовали бы государственные деятели всех стран мира.
Литература
Джефферсон Т. О Демократии. Л., 1992. С. 336 (Jefferson T. On Democracy. Leningrad, 1992. Р. 336).
Carey G. W. In Defense of the Constitution. Indianapolis, 2004. P. 182.
Churchill W. S. A History of the English Speaking Peoples. Vol. 2. New York, 1962. P. 752.
De Tocqueville А. Democracy in America: Historical-Critical Edition, vol. 1-2 (1835). Indianapolis, Liberty Fund, 2010. Р. 859.
Hyneman Charles S. The Supreme Court on Trial (New York: Atherton Press, 1963). Р. 308.
The Founders' Constitution. Volume 4, Article 3, Section 2, Clause 1, Document 47. The University of Chicago Press, 2000. Р. 269-277.
The Revolutionary Writings of John Adams. Selected and with a Foreword by C. Bradley Thompson. Indianapolis, 2000. P. 352.
The Works of Thomas Jefferson. Federal Edition in 12 volumes. New York and London, G. P. Putnam's Sons, 1904-1905.
The Writings of Thomas Jefferson. In 17 volumes. Millenium Edition. Washington, 1904-1905.
